Читать книгу "Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский"

За окном тянулась пыльная обочина Панамериканского шоссе. Среди серых холмов, больше похожих на мусорную свалку, открывались кирпичные скворечники трущобных поселений. Порой их сменяло яркое строение аквапарка или отдельное цветастое здание, но в остальном Аня уже час наблюдала лишь унылую ржавчину бараков. За Пуэнте Пьедра пригородные пейзажи ненадолго оживились, но и там дома стояли неоштукатуренные, лишённые крыш. Их ещё не успели толком достроить, а они уже частично обветшали и обрушились. И всё же в них жили люди – Аня видела вывешенное для просушки бельё.

Неодолимое чувство бесплодия. Выжженная земля под беспощадным солнцем. Никакой зелени. Лишь пылевая завеса и давно выцветшие рекламные плакаты инка-колы. Аня не ожидала, что Перу предстанет перед ней столь безжизненным.

Вчера, вернувшись в хостел, Максим вскрыл полученную в музее коробочку. В ней, заложенные поролоном, лежали два ключа на спиральном кольце: обычный крестообразный и ключ побольше, для сувальдного замка. Под ними нашлась плотная мелованная карточка с написанным от руки адресом одного из домов на улице Антонио Матея в городе Трухильо. Больше ничего. Ни письма, ни новых шифровок. Ни единой подсказки, как использовать переданные ключи. Впрочем, Максим не сомневался, что они откроют входную дверь дома в Трухильо, поэтому на рассвете повёл всех на вокзал и там купил билеты на ближайший автобус. Их ждал восьмичасовой переезд по иссушённому океаническому побережью.

– Думаешь, там будет Дельгадо? – спросила Аня, когда охранник на вокзале, предварительно обработав руки антисептиком, принялся изучать содержимое их сумок.

– Не знаю. – Максим качнул головой.

О вероятности встретить в Трухильо Шустова-старшего Аня и не заговаривала. Слишком уж часто Максим обманывался в ожиданиях: для начала в Ауровиле, затем в Далхуси, наконец в Хундере. Теперь, кажется, примирился с тем, что не сможет разом раскрыть все тайны отца, согласился безропотно подбирать разбросанные им крошки – одну за другой. Перестал мучить себя догадками и теориями. За последние две недели ни разу не упомянул дневник Затрапезного. Если верить Шустову-старшему, Затрапезный вёл его вплоть до того дня, когда окончательно пропал; Скоробогатов с самого начала охотился за дневником – не боялся ни крови, ни страданий других людей. А ведь первое время Максим часто гадал, что именно там написано и почему Лиза с такой настойчивостью просила его не открывать дневник, если тот вдруг попадёт к нему в руки.

– Мы должны его найти! – говорил Максим. – Любой ценой.

– Зачем? – удивлялась Аня.

– В нём наше спасение. Отдадим его Скоробогатову, и всё закончится.

О том, захочет ли Максим, несмотря на предостережения Лизы, заглянуть в дневник, Аня не спрашивала. Знала, что Максим ответит честно, и боялась, что ответ ей не понравится. Сейчас, размышляя об этом, безучастно смотрела на очередной запылённый городок.

Когда автобус остановился перед светофором, на пешеходный переход выбежали трое молодых перуанцев. Они были без рубашек, только в белоснежных шортах и кроссовках. Загоревшая кожа тренированных тел выдавала давнюю привычку ходить в таком виде. Аня поначалу не поняла, чего они добиваются: попрошайничают или что-то продают, – но в следующее мгновение все трое одновременно сделали сальто. Затем один из них забрался к остальным на плечи и, перевернувшись через голову, спрыгнул на выжженный асфальт. Уличные акробаты. Выступали в отведённые им светофором полторы минуты и ничего не ждали взамен. Каждый следующий номер получался всё более сложным, и Аня с Димой, оба сидевшие у прохода на третьем ряду, приподнимались над спинками сидений, чтобы лучше рассмотреть неожиданное представление. Максим, сидевший с Аней, возле окна, к акробатам интереса не проявил.

Едва загорелся зелёный свет, они разбежались. Автобус тронулся с места, и за шоссейной обочиной вновь потянулись ржавые оазисы жилых зданий. Их окружали неизменные разливы песка и камней, перемешанных с бытовым мусором и строительными отходами.

– Скорее плесень, – перегнувшись через подлокотник, прошептал Дима.

– Ты о чём? – не поняла Аня.

– Да так, вспомнил… Конрад Лоренц писал, что современные однотипные застройки вот таких бедных кварталов – ну, знаешь, налеплены один на другой, и все убогие, страшные, – так вот если сфотографировать такие кварталы с воздуха, то фотография напомнит гистологическую картину раковой опухоли. Согласись, в этом что-то есть.

– Ну не знаю, – Аня не видела снимков раковой опухоли и даже не хотела их себе представлять.

– Есть-есть, точно говорю. А гистологическая картина здоровой ткани, соответственно, больше похожа на землю, очищенную от бараков и захламлённых дворов. Весело, правда?

– Хочешь сказать, что…

– «Люди – болезнь, раковая опухоль планеты», – процитировал Дима. – Это из «Матрицы». Зои оценила бы.

– Охотно верю.

– Обожаю такие сравнения. Только мне кажется, – Дима всмотрелся в окно, будто проверяя собственную мысль, – что тут скорее плесень. Токсичная и стойкая… Как тут вообще жить? Ни рек, ни озёр. Пустыня. И это на берегу океана!

Ближе к границам парка Раймонди в самом деле началась пустыня светло-жёлтого песка. У дороги встречались полосы прохудившихся кирпичных заборов, непонятно зачем поставленных и что оберегавших. В отдалении от шоссе стояли совсем уж обветшавшие и отчасти превратившиеся в барханы дома́. И там тоже кто-то жил.

– Плесень, – шёпотом повторил Дима и откинулся на высокую спинку сиденья. Кажется, приготовился спать. Так и не успел восстановиться после долгого перелёта.

Аня насторожённо посмотрела на брата. Её пугало и одновременно радовало то, как переменилось его поведение. В поступках и словах Димы появилось больше уверенности. К тому же ещё в Индии, угодив в плен к Егорову, он каким-то чудом успел постричься, переодеться в новенькие джинсы и фланелевую рубашку с клеткой-тартан. Прикупил красивую трость и кожаную жилетку. Теперь каждый день пользовался туалетной водой. Правда, излишне усердствовал в стремлении сохранить новый образ – по такой жаре не снимал жилетку и вчера в Лиме весь взмок, прежде чем в город пришла вечерняя прохлада.

Тем временем справа за окном где-то в глубине пылевых облаков проглянули могучие абрисы тёмных гор – Кордильер, близость которых здесь, в пустыне, казалась почти невероятной, – а слева обозначилась зубчатая кромка обрыва. Из его глубин тянуло густым туманом, скрывавшим за собой просторы океана. Автобус то с усердием заползал на очередной холм, то лихо с него спускался. Дима и Максим спали. Аня и сама временами закрывала глаза, но любопытство не давало ей покоя, и всякий раз, очнувшись, она с интересом всматривалась в окна.

Когда внизу, под гористыми холмами, открылись зелёная долина и высвеченный солнцем прибой возле Плайя Чакраймар, Аня, не сдержавшись, растолкала Максима. Хотела, чтобы и он насладился видом цветущих полей, однако вскоре убедилась, что их благополучие обманчиво. Тонкий слой плодородия на глубинах бесплодной земли – зелёное полотно, настеленное поверх пустыни и прибитое к ней колышками неказистых, лишённых кровли домов.